Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот и встрял! Вот же ж… Правильно сказала Танька — телепень!».
На саму его соучастницу было больно смотреть. Еще секунду назад веселая и довольная мордаха ее, вдруг скисла, как тумблер переключили.
Косов вздохнул, пожал плечами и направился следом за Еленой. Танька плелась рядом.
«Но все-таки… как же хороша Завадская! Ух! Огонь-баба!».
Цокая небольшими каблучками туфель, Королева, походкой «от бедра» шествовала впереди. Сегодня у нее опять был имидж Снежной Королевы на службе в «эсэс». Чулки телесного цвета, облегающая серая юбка чуть ниже колена, приталенный пиджачок. Сложная, но деловая и строгая прическа на царственной голове. А когда они стали подниматься по лестнице, и узкая юбка обтянула еще больше ягодицы Завадской, Иван непроизвольно сглотнул слюну.
«Говорил уже, что мне здесь неимоверно везет на баб? Говорил, да? И еще не раз скажу!».
И в прошлой жизни Елизарову несколько раз попадались такие вот… фам фатали. Но все-таки… не так часто, как здесь.
«А может… такие женщины здесь — пока не в тренде? По местным меркам — чересчур высокие, выше метр семьдесят; довольно худощавые — опять же, по местным канонам красоты. Да и черты лица у всех его знакомых красоток — тоже не каноничные для этого времени. Здесь же как? Образец красоты — Любовь Орлова. Невысокие, до метра шестидесяти пяти — не выше! Довольно коротконогие, тяжеловатые внизу, с неярко выраженной талией. С бюстом, конечно же! И на лицо… простоватые на вкус Косова. Круглолицые, как правило, курносенькие… А у него из таких знакомых — вот Конева, к примеру! То-то она так пользуется успехом у мужчин. Но ведь и ему она… вполне, Варенька наша! Доберусь я до нее, ох и доберусь! Только вот… с Еленой как-то надо… разрулить. И еще… пигалицу бы эту как-то отмазать!».
Косов покосился на Танюшку, хмыкнул: «Юная партизанка, идущая на казнь!».
Перевел взгляд на Завадскую, глаза сами опустились на уровень, максимально привлекательный в данный момент в фигуре Лены. Покачал головой, поцокал языком — про себя, не смог сдержать восхищения и кивнул Таньке на Завадскую, обрисовал ладонями округлость, поднял оба больших пальца — «Во!». Девчонка опешила, даже с шага сбилась, а потом выпучив глазенки и надув щеки, постучала себе по голове кулачком. После этого, видно засомневавшись, что Косов поймет — энергично подкрутила себе пальцем у виска.
«Ну да, я такой!».
— Так! Я все вижу! — ледяным голосом прервала их пантомиму Королева.
«Черт! По рекреации уже идем, и зеркало это… настенное… как назло!».
Завадская подошла к двери склада, распахнула ее решительно, отодвинулась чуть в сторону и рукой… эдак, не принимая возражений — «Заходим!».
«Ну чё… зайдем, раз просют, а чё нам… таким красивым-то?!».
«Я еще хлебнул кваску, и сказал — «Согласный!».
Иван, как джентльмен, пропустил вперед Таньку, и зашел следом.
— Ай, бля! — «как же больно она щиплется!», потирая полужопицу, прошипел Косов про себя.
«Нет… если Лена так делает, то… не сильно злится! Хуже было бы, если бы — не щипнула!».
Танька сразу судорожно вздохнула, как всхлипнула:
— Еленочка Георгиевна… Прости меня, пожалуйста! Прости дуру, а? Вот честно-честно… больше ни разочку!
— Да ты совсем охренела, засранка! — ледяным тоном прошипела Завадская.
— Ой… ну прости… прости! Не удержалась я! — причитала девчонка.
Иван с удивлением видел, что нисколько Танька не играет.
«Вот ни хрена ж себе, как тут Леночка… себя поставила?! Чего-то мне… и самому уже как-то… не по себе от такого испуга и искреннего раскаяния девочки! Надо как-то… сбивать накал страстей. Жалко этого мышонка!».
— Государыня! Кормилица наша! Краса ненаглядная! Не вели казнить, вели слово молвить! — Косов бухнулся на колени, и вытянув руки вперед, припал к полу.
— Та-а-а-к… с тобой, скоморох, я сейчас разберусь! А ты… мерзавка неблагодарная… поди прочь! После поговорим! — Косов услышал, как всхлипнула Танька и хлопнула дверь. Но продолжал лежать «ниц» и не шевелился…
Каблучки процокали вперед-назад, остановились возле его головы. Иван чуть повернул голову, приоткрыл глаза.
«Какие у нее изящные лодыжки! И голень такая… красивая!».
— И что с тобой делать? — уже другим тоном спросила Завадская.
— Может… понять и простить? — «Саша… Александ-г-г Бог-годач!»
— Вставай… клоун!
Поднимаясь, он отряхнул колени, и посмотрев на нее, улыбнулся:
— Знаешь, Лен… Не перестаю тебе удивляться! Ты… ты такая красивая!
— Ваня! А ты… козел!
— Я знаю… что уж теперь…, - и потом, шёпотом, — Лен! Я так соскучился! И так хочу тебя!
— Ага… так хочешь, что вдул этой засранке…
— Ну-у-у… так получилось. Пришел к тебе… тебя — нет. А Танюшка — она такая… интересная и славная! Ты только не казни уж ее… сильно!
Он подошел к женщине, обнял ее за попу, и прислонившись к волосам, глубоко вдохнул ее запах.
— А-а-а-х-х… какая ты!
Завадская, чуть помедлив, обняла его:
— Ну вот как… на тебя обижаться, а? — и негромко, тоже на ухо, — Я тоже соскучилась, а ты все не идешь, и не идешь!
Потом она потянулась к его губам, но остановилась и принюхалась. Отклонилась назад, и удивленно глядя ему в глаза:
— Ты… ты… совсем что ли? Вань? Ты… лизал ей… что ли? Вот же… скотина где!
«Да что ж такое! Вот же — точно придурок! Палево на палеве! Нет… ну а где бы я умылся-то?».
— Лен! Лена! Леночка! — ему пришлось придержать ее за руки, иначе по мордасам он бы отхватил — это точно! — Красавица моя! Ну что ты?! Ну… перестань… Ты же знаешь… мне нравится быть ласковым… с женщинами!
— Ах ты… козел! Ну-ка отпусти меня… быстро!
Он отпустил. Правда, сделал пару шагов назад.
— Ну хочешь… надавай мне пощечин!
«А она так — еще красивее, когда в ярости!».
Но Завадская удержала себя в руках. Хоть и покраснела чуть щечками, и ноздри трепещут, но…
— Вот я себе, Ваня, удивляюсь! Ну как я тебя терплю, а?
— Может потому, что тебе хорошо со мной? А уж мне-то как… с тобой!
Он сделал шаг вперед, намереваясь вновь обнять ее.
— Не смей! Иди-ка ты… вон… умойся!
«И это правильно! Давно пора!».
Отфыркиваясь, Косов вышел из загородки, где стоял умывальник. Завадская подала ему полотенце, посмотрела на него и хмыкнула:
— С тобой, Ваня… не соскучишься.
— Так… на том и стоим, Леночка!
— Кобель!
— Согласен! И готов повиниться! Вот прямо хоть сейчас! И столько раз — сколько захочешь! И даже — как захочешь! Я правда шел к тебе, Лен!
— Ох и наглец! Ну до чего же… наглец!
— Но признайся,